К концу XVI столетия Умбская волость пришла как сформировавшаяся монастырская вотчина, поделённая между двумя собственниками – Кирилло-Белозерским и Соловецким монастырями. Местное население, включая духовенство, вошло в состав зависимого крестьянства, 
несшего тягла в пользу своих фактических хозяев. Сложная структура приходской жизни заметно упростилась. Местные самоуправляющиеся приходские общины постепенно слились в единый приход-монастырь, выстроенный вокруг основного Воскресенского храма в нижнем погосте.
Формально главная роль в развитии села и его прихода принадлежала Кирилло-Белозерской обители, как основному владельцу. Однако на практике видно, что большее экономическое и духовное влияние имел Соловецкий монастырь. Если соловецкие старцы продолжали заботиться не только об извлечении доходов из местных ресурсов, но и о благосостоянии населения и нормальном развитии прихода, поддерживая прежний уклад отношений с волощанами, то кирилловские старцы ограничивались достаточно поверхностной экономической деятельностью. Во-многом, как думается, такое ограниченное влияние белозерского монастыря на Умбу связано с её территориальной отдалённостью. Неслучайно, что уже в конце XVI столетия большинство старцев и служек белозерского подворья в Умбе происходили из местных жителей и не отрывались от прежних семейных, бытовых и культурных связей.
Как отмечалось в предыдущем очерке, хозяйственная деятельность двух вотчинников в Умбской волости была чётко разделена на зоны влияния. Лишь устье реки Умба с неводами и заборами были в совместном владении да хозяйствование на реке Куз имело чересполосный характер. Основные солеварни Кирилло-Белозерского монастыря расположились в Мосеево и Кузреке, а Соловецкого – в губах Пильской и Лёв. При этом к концу столетия усолье в Пильской губе превратилось в достаточно крупное промысловое поселение с постоянными жителями из «казаков» (особой части северного населения, носящего признаки зависимости; не следует путать «казаков» Беломорья с вооруженными ватагами русского порубежья). Среди несших послушание в Порьей губе был и будущий соловецкий игумен преподобный Иринарх. Ему суждено было стать свидетелем трагических событий осени 1589 года.
Соловецкий летописец 2-й половины XVI века кратко извещает о развернувшихся событиях: «В лето 7098. Сентября в 7 грех ради наших приходили немецкие люди к морю на поморские места, рекою Ковдою в волость Ковду, а ис Ковды в волость Унбу, а из Унбы в волость Кереть, и те волости повоевали, церкви и дворы пожгли и людей побили, и воевав пошли Кемью рекою вверх, а приходило тех немцев людей 700».
Данная запись вводит нас в проблему русско-шведских отношений описываемой эпохи, получившей в скандинавской историографии название «Долгая вражда» (1570-1595 годы). После фактического поражения в Ливонской войне и потери побережья на Балтике русское правительство не оставляло надежд вернуть потерянные территории, а шведское, в свою очередь, — увеличить приобретения за счёт России. Правительство Бориса Годунова попыталось мирным способом решить спорный вопрос, однако Юхан III воспринял это как слабость и начал движение на обострение отношений с Москвой. Одним из этапов обострения стали грабительские рейды финских наёмников в пограничные районы.
Для Кольского Севера новая война началась 26 мая 1589 года, когда шведские отряды захватили и полностью уничтожили Кандалакшу. Было убито 450 человек. В огне погиб Кандалакшский монастырь. Остатки населения спасались бегством. Лето прошло в смутных предчувствиях нарастающей угрозы. И вот 7 сентября того же года новый отряд в 700 человек захватил Ковду, а затем направился к Умбе. Затем последует разорение более мелких волостей. Настоящая война развернётся лишь в следующем 1590 году, но описанные трагические события серьёзно повлияли на развитие Поморского края и оставили глубокий рубец в экономике и социальном укладе региона. По сути, как видится, шведское нападение стало тем моментом, после которого Кандалакшский и Терский берега, бывшие некогда духовно-исторической колыбелью нашего края, окончательно потеряли своё значение, превратившись в глухую политическую, экономическую и культурную окраину Кольского полуострова.
О конкретных последствиях разорения Умбской волости можно судить лишь по косвенным источникам. Летописец ограничивается замечанием, что шведы «церкви и дворы пожгли и людей побили». «Немецкий приход и пожар» в Умбе фиксируется уставной грамотой Соловецкого монастыря умбским крестьянам от 28 мая 1591 года. Констатируя нанесённый ущерб, игумен Иаков с братией пожаловали семь семей частями «лука» (всего – «полчетверта лука в рыбных ловлех и во всех угодьях») и десятью тонями; при этом в монастырской части доход делился по принципу два к одному (правда, из оставшейся трети каждая десятая рыба или десятый жемчуг также отходили монастырю). Следует признать, что установленные на два года льготы были достаточными для восстановления утраченного хозяйства. По этому документу можно приблизительно оценить потери Умбы в её соловецкой части в результате «немецкого нашествия». Если в 1585 году Соловецкому монастырю принадлежало в волости 28 дворов с 44 крестьянами мужского пола, то в 1591 году дворы не упоминаются вообще (сожжены!), а мужчин насчитывается 9 человек поименованных и 3 записанных без имён, всего 12 человек. Если пропорции потерь кирилловской части были такими же, то убыль мужской части населения составила не менее 110-130 человек, а общие потери могли достигать 300-350 жителей. Это, конечно, достаточно условные и гипотетические цифры, лишь отчасти показывающие реальную картину постигшего волость бедствия.
Ещё одним свидетельством развернувшейся трагедии и её преодоления стала опись приходского имущества, составленная 4 октября 1595 года старцем Созонтом. Данная опись является уникальным, но до сих пор полноценно не введённым в научный оборот документом по церковной истории Кольского края. Прежде всего она сохранила описание древнейшей Воскресенской церкви Умбы в верхнем погосте, пережившей, как оказалось, шведское нашествие и на какое-то время вновь ставшей центром церковно-приходской жизни Умбы.
Храм этот крайне прост в архитектуре и напоминает Борисоглебскую церковь, устроенную преподобным Трифоном на реке Паз. Сам храм студёный, а к нему прирублена трапеза, в которой устроена печь. Алтарь отделён от основной части скудным одноярусным иконостасом с одной дьяконской дверью и царскими вратами. В иконостасе образы Спасителя, украшенный золотым нимбом и «гривной серебряной», Воскресения Христова и Богородицы. Над царскими («райскими») вратами – Деисус (образ поклонения Спасителю, сидящему на престоле). Остальные иконы небольшого размера «в пядь» (соотносится с малым аналойным размером). В алтаре на престоле упомянуто Евангелие «хартейное» (рукописное), напрестольный крест «на красках», крест «воздвизальный». Богослужебные сосуды были изготовлены из дерева. Облачения священнические находились в ветхом состоянии, что не удивительно, ведь богослужебная жизнь здесь замерла ещё в середине 70-х годов XVI века. Трапеза была украшена небольшими иконами.
Церковь в волостном центре, судя по описи, только была возрождена. В ней не упомянуты приделы и даже алтарь, нет иконостаса и богослужебных сосудов. Вся жизнь прихода проходит в трапезе, в которой уже устроена печь. Всё имущество здесь состоит из новых, достаточно скудных пожертвований.
Согласно описи, новым настоятелем после разорения села стал некто священник Герасим, который являлся одним из первых вкладчиков возрождаемого прихода. Им во вновь отстроенный Воскресенский храм нижнего погоста были пожертвованы «воздвизальный» крест, иконы Деисус, Воскресения Христова и Успения Богородицы (все размером «в пядь») и комплект священнических облачений. Также среди жертвователей выступали кирилловские и соловецкие старцы и, конечно, немногие оставшиеся местные жители.
В целом документ свидетельствует, что умбская община потихоньку возвращалась к нормальной богослужебной и хозяйственной жизни. Вероятно, уже в ближайшие годы храм в нижнем погосте полностью был отстроен и освящён, после чего потребность в верхнем храме окончательно отпала, и в какой-то момент его разобрали по ветхости.
К концу XVI столетия Умба и её приход прошли долгую дорогу от лопарского становища и пограничного пункта Новгородской республики, через возвышения в качестве административного и экономического центра восточной части Лапландии, к незначительной монастырской вотчине на окраине Русского Севера. Но Умба выжила и продолжила медленно развиваться в новых исторических условиях. Умбу и её приход ждали новые испытания и новые достижения, но об этом, если Бог даст, мы расскажем в другой раз.
иеромонах Никодим (Коливатов)
Просмотров (16)
