Приход преподобного Трифона на Кольский Север, как поётся в каноне «в часть Норвежския земли», не был связан с государственной и епархиальной миссионерской политикой, но мотивировался исключительно поиском безмолвного уединенного жительства ради покаяния и сугубого монашеского подвига. Но в конечном итоге он независимо от своих желаний вошёл в орбиту этого удивительного явления в истории Лапландии.Ранняя редакция жития преподобного Трифона, созданная не ранее конца XVII века и серьёзно переработанная в XVIII веке, в отличие от современных историков не имеет уверенности в информации о происхождении и первых годах жизни подвижника. Поэтому о месте рождения Трифона сказано неопределённо: «рождение и воспитание имеяй в Новгороцких пределех, от самого ли Великого Нова Града, или от иных новгороцкия страны градов и весей, того в писании не обретаем»[1] . Ничего не известно о месте и времени рождения Трифона и его первому неизвестному гимнографу 50-х годов XVII века, относящемуся к кругу соловецкого архимандрита Сергия Шелонина[2] . Составитель «Жития…» лишь неуверенно добавляет: «<…>глаголет же ся от некиих, якобы отечество преподобнаго близ града Торшка, ото освященных благочестно живущих родителей»[3] . Следует признать, что упоминаемые в исследованиях и справочниках даты рождения святого просветителя лопарей, будь то 1495 или 1485 годы [4] не более, чем вольное предположение. Тем более безосновательно считать, что преподобный родился июне 1485 г. и назван Митрофаном[5]. Далее составитель «Жития…» описывает традиционную схему возрастания великого подвижника: «<…>блаженный же измлада взирая на праведное пребывание родителей сврих, подражая благочестию их, от юности своей изряден постник, кроток, милостив о рекших ему, поидем во храм Господень, веселяся духом и радуяся сердцем, течаше ко храму, дабы ему обретися первому, и тако церковное семя паде в добрую бразду, в его благое сердце»[6]. Понятно, что перед нами общая агиографическая формула, заполняющая недостаток сведений о начальном пути будущего святого. Думается, что нет какой-то благой цели в том, чтобы обязательно «докопаться» до того, что сокрыто нам источниками. Так или иначе Бог призвал своего избранника и тот вселился в «пустыню» Лапландии.
Есть одна версия жизни Трифона, которую в последние годы актуализировал митрополит Митрофан (Баданин), мимо которой мы пройти не можем. Суть её сводится к разбойническому прошлому Трифона и его приходу на Печенгу ради покаяния после убийства любовницы[7]. Эта версия основана на двух известиях, имеющих разную ценность. Первый источник – фольклорный материал, зафиксированный Й.А. Фрисом: «По преданию, в юности своей он был страшным разбойником и с шайкою своих товарищей опустошал пределы Финляндии и Корелии, убивал народ, жег селения и проливал много человеческой крови.<….>
<…>Этого страшного атамана в его опустошительных набегах сопровождала всегда молодая, красивая подруга. Одетая в мужское платье, она следовала за ним всюду. Была ли она его женою или любовницею — неизвестно. Звали ее Еленою и происходила она из знатного рода; Трифон же, напротив, был сын бедного священника из города Торжка, Тверской губернии. Он жил учителем в доме ее отца и, как это иногда случается, молодая девушка так влюбилась в домашнего учителя, что решилась покинуть для него родительский дом и быть его неразлучною спутницею в его буйной, полной опасностей и приключений жизни.
Часто своею кротостью и влиянием, которое она имела на Трифона, ей удавалось спасать много невинных жертв и укрощать его дикий нрав. Но вот однажды ей случилось заступиться за одного из молодых слуг Трифона, обвиненного своими товарищами в измене. Несчастному не избежать бы смерти, если бы в то время, как Трифон хотел поразить его на месте ударом топора, к нему не бросилась Елена и не закрыла собою жертву. Ревность вспыхнула в сердце Трифона. Под влиянием шумной попойки, не помня себя от злобы, Трифон взмахнул топором, и Елена с раскроенным черепом повалилась к его ногам. Это убийство совершенно изменило последующую жизнь Трифона. Оставя свою шайку, ища уединения, блуждал он по дремучим лесам, заходил в глухие, безмолвные пустыни».[8]
Второй источник – уже упомянутое донесение Симона ван Салингена: «Он был грозным для врагов воином, много крови пролил, в чём раскаялся и о чём горько сожалел»[9].
Как мы отметили, ценность этих источников различная. Сообщение Фриса представляет собой вольный пересказ одного или нескольких устных повествований не то лопарского, не то собственно монастырского происхождения. Анализ данного текста позволяет говорить о нескольких первоначальных элементах в нём. А именно: 1) некое воспоминание, возможно лопарского происхождения, о военном или разбойничьем прошлом Трифона (здесь оно совпадает с уже бывшим известным к концу XIX века донесением ван Салингена; поэтому нельзя исключать, что этот мотив Фрис взял именно отсюда), 2) мотив убийства разбойником любовницы и его ухода в монастырь был распространён в духовной поэзии той эпохи (напомним, что «Двенадцать разбойников» (1876 г.) Н. Некрасова уже пелись и на Соловках, и на Печенге к моменту «фиксации» предания в 1883-1885 гг.), 3) мотив «хитрого» учителя, похищающего ученицу, вообще свойственен не столько русской культуре XVI века, сколько европейскому «плутовскому роману» или поздним скандинавским сагам. Очевидно, что в основе текста Фриса несколько разноприродных источников, дополненных и логически объединённых фиксатором. Мы отмечали, что уже к середине XVII века, спустя 60-70 лет после смерти Трифона, место рождения и семья святого называются гадательно и вызывают сомнения. Лишь в XIX веке возникает устойчивое представление о рождение в Торжке (в самой ранней редакции «Жития…» читаем: «близ града Торшка») не то в 1495, не то в 1485 году. Фрис не был источниковедом и не знал откуда монахи и лопари черпали свои знания о Трифоне. Не случайно издатель и переводчик Фриса Д.Н. Островский отмечал во введении к данной публикации: ««Печенгский монастырь» в целом является скорее литературным произведением, чем научной работой»[10]. В целом материал Фриса не может быть признан авторитетным для реконструкции ранней истории преподобного и его монастыря, но, возможно, он отразил какие-то элементы древнего предания, переосмысленного его собеседниками.
Однако нельзя полностью отвергнуть свидетельства источников. Ван Салинген, как думается, кратко и точно определяет, кем был Трифон в молодые годы и в чём каялся. Он был воином и убивал на войне. Мы должны признать, что никакой романтики не было. Сын сельского священника, если он таковым был, не получив места отца на приходе, ушел добывать хлеб военным делом. Но война оказалась для него слишком тяжким испытанием, заставившим раскаяться в выборе и уйти в неведомые земли крайнего севера. Так или иначе преподобный Трифон пришёл на Печенгу и устроил здесь себе келью.
«Житие…» сообщает, что после многих лет подвига и проповеди Трифон построил церковь во имя Святой Троицы, которая три года стояла неосвящённой: «По совершении же та святая церковь некиимъ Божиимъ смотрениемъ пребысть не освящена три лета, по триех же летехъ прииде преподобный, в волостку Колу, тогда бо та волостка малое имяху поселение и рускихъ местъ новопришелцы и воеводы не обретахуся, и тамо Божиимъ строениемъ нечаемо обрете иеромонаха именем Илию, и взятъ его с собою паки прииде на реку Печенгу, идеже во имя живоначальныя Троицы, построена церковь. Ту святую церковь, иеромонах Илия освятив, и лопарей ихже отец Трифон породи словом проповеди, тому иеромонаху повеле просветити святымъ крещением, от того же иеромонаха Илии преподобный отец наш Трифон, духом и сердцем правый монах и знаменосец, прият монашество»[11]
Известие это крайне важное. Зачастую исследователи, как прежних времён, так и современные, именно этот фрагмент делают основой для построения гипотез и притягивают летописи к содержанию «Жития…». Следует начать с фактического материала данного известия. Трифон, удалившись в Печенгскую «пустыню», несёт подвиг молитвы и проповеди среди аборигенов. После первых плодов на проповеди он строит церковь во имя Святой Троицы, которая три года стоит без освящения (как и во многих поздних источниках, близких к старообрядческой традиции, церковь строится и освящается как бы без благословения архиерея; в поздних редакциях всё-таки упоминается хождение в Новгород за благословением). Затем Трифон встречает «случайно» иеромонаха Илию и приводит его на Печенгу. Тот освящает храм, крестит местных лопарей и постригает в монахи Трифона. Сама схема близка к миссиям 1526/1527 и 1532/1533 годов, где инициатором строительства храма и крещения становится местное население в лице подвижника Трифона.
Как бы нам не хотелось, мы не можем точно хронологически указать, к какой из миссий относится данное известие. Поездки иероинока Илии 1534/1535 и 1535/1536 годов могли и не касаться Кольского Севера. В то же время нет имён тех, кто возглавлял миссии в 1526/1527 и 1532/1533 годах. Есть вероятность, что имя иеромонаха Илии попало в «Житие…» благодаря догадке позднего составителя. При таком подходе диапазон дат описываемых событий может иметь рамки с 1532 по 1536 годы. Если же допустить точность «Жития…» в описываемом событии, то при сведении всех данных, включая поздние устные саамские предания, наиболее вероятным кажется привязка к первой миссии иероинока Илии 1534/1535 года. Тогда можно говорить, что, начавшаяся поездка осенью 1534 года, к февралю 1535 года привела отца Илию к Кольскому погосту, где его встретил преподобный Трифон. Согласно местному преданию 14 февраля печенгский подвижник принял постриг в монашество. Примерно в это же время произошло крещение печенгских лопарей и освящение церкви.
По поводу церкви есть некоторые сомнения. Скорее всего, Трифон построил первоначально часовню, которую и освятил иеромонах Илия. Такой вывод можно сделать из свидетельства Симона ван Салингена, лично знавшего преподобного просветителя лопарей, который в 1591 году писал: «Так как они (приходившие на Печенгу почитатели Трифона, – прим. автора) просили его о том, чтоб он построил тут церковь, где бы можно было совершать богослужение, то он выстроил небольшую часовню, куда пригласил чёрного попа, который служил ему обедню и проч., и тогда же надел он на себя клобук»[12] .Заметим, что ван Салинген не знает имени «чёрного попа», но чётко связывает построение часовни, приглашение священника и постриг преподобного Трифона. Думается, в основе обоих известий были личные воспоминания святого, но каждый из источников имел свои цели. «Житие…» стремилось показать величие и самодостаточность Трифона как монаха и просветителя, связанного с самой известной фигурой на Кольском Севере в 1530-е годы – иероиноком Илией. Симон ван Саленген должен был доказывать поздний приход русских на Кольский полуостров, поэтому и хронологически, и экономически, и духовно принижал роль православной миссии на Кольском Севере. «Донесение» ван Салингена вообще невозможно хронологически привязать к чему-либо.
Ещё раз подчеркнём, что данная хронология есть гипотеза, не имеющая серьёзных оснований, и её корректировки могут быть в любую из сторон.
Так или иначе анализ источника и сопоставление его с летописным материалом заставляет сделать несколько выводов по существу интересующей нас темы. Во-первых, в указанный период миссия среди лопарей не была для Трифона специальной задачей. Он пришёл на покаяние и молитву, удалился в «пустыню». Лишь его личный пример и благодатный свет Божий в нём самом и его поступках стали тем объектом притяжения, который в конечном счёте приводил ко Христу. Как свидетельствует канон преподобному, составленный автором из окружения архимандрита Сергия Шелонина в середине XVII века, Трифон «прешедъ море, в дальнюю и незнаемую страну вселяшися, идеже благочестие ни слово слышавея; тамо своими молитвами яко дивихъ зверей укротилъ если, и на пажить живоносную наставивъ, ко Христове вере яко овчата привелъ еси»[13]
Таким образом, в отличие от Феодорита, чья связь с архиепископом Макарием напрямую показана источником, Трифон стал первоначально неосознанным участником глобальной политики московских князей. Думается, что преподобный Трифон смог осмыслить реальную роль своей монашеской общины и новокрещённых лопарей лишь в 1550-е годы, когда привлёк внимание молодого царя Иоанна IV и превратил свою обитель в крупный монашеский форпост (по слову «Жития…» — в лавру).
Так же, если следовать содержанию прямых источников, следует признать, что роль миссии преподобного Трифона до середины XVI века имела сугубо локальный характер и, вероятно, не распространялась далее районов рек Печенги и Паз. Однако это нисколько не умаляет его заслуг. Незаметно для себя, преподобный вовлёк в орбиту своего духовного влияния многих поморов и новобращённых саамов, расширил диапазон миссии далеко на запад (как поётся в тропаре, «в часть Норвегския земли») и, в конечном счёте, как покажет время, добился более устойчивых результатов по сравнению и с Илиёй, и, даже, с Феодоритом. Поэтому не случайно, что в народном сознании все успехи православной миссии на Кольском Севере будут связаны именно с преподобным Трифоном Печенгским.
[1] Калугин В.В. Житие Трифона Печенгского, просветителя саамов в России и Норвегии. – М., 2009, С.182.
[2] Там же, С. 142-150.
[3] Калугин В.В. Житие Трифона Печенгского, просветителя саамов в России и Норвегии. – М., 2009г., С.182
[4] например, см.: Словарь исторический о святых, прославленных в Российской Церкви, и о некоторых подвижниках благочестия местно чтимых. – СПб., 1836, С.232; Шестаков П.Д. Просветители Лопарей Феодорит и святой Трифон//ЖМНП, 1868, Ч.138, С. 276
[5] Митрофан (Баданин), епископ. Кольский Север в Средние века в 3-х т. – СПб.: Ладан, 2017, Т.3, С.70.
[6] Калугин В.В. Житие Трифона Печенгского, просветителя саамов в России и Норвегии. – М., 2009г., С.182-183.
[7] см.: игумен Митрофан. Трифон.2003, С. 43-54; Он же. Трифон.2009, С.55-78; Он же. Кольский Север. Т.3, С.73-81.
[8] Фрис Й.А. Печенгский монастырь в русской Лапландии /Пер. с норв., пересказ Д.[Н.] О[стровского] //Вестник Европы. – 1885. – Кн.4, №7. – С.261–262.
[9] Русские в Лапландии в XVI веке. Донесение Симона-ван-Салингена/ Пер. и прим. А.М. Филиппова. – СПб., 1901г.С. 8.
[10] Фрис Й.А. Печенгский монастырь в русской Лапландии /Пер. с норв., пересказ Д.[Н.] О[стровского] //Вестник Европы. – 1885. – Кн.4, №7С. 253.
[11] Книга жития Трифона Печенгского со службой (По рукописи Арх-С 263)// Калугин В.В. Житие Трифона Печенгского, просветителя саамов в России и Норвегии. – М., 2009, С. 189-190
[12] Русские в Лапландии в XVI веке. Донесение Симона-ван-Салингена/ Пер. и прим. А.М. Филиппова. – СПб., 1901,С.8-9
[13] Канон Трифону Печенгскому Сергия Шелонина (По списку Ник-292)// Калугин В.В. Житие Трифона Печенгского, просветителя саамов в России и Норвегии. – М., 2009, С. 146
Просмотров (114)
