Православие.RU: «ЕСЛИ МЫ НЕ ОБРЕТЕМ ПОДЛИННЫЙ ДУХОВНЫЙ ФУНДАМЕНТ, ВСЕ КОНЧИТСЯ ПЛАЧЕВНО».

Не только и не столько «благоукрашенность».

– Владыка, каковы сейчас беды и радости Североморской епархии?

– Я думаю, само нынешнее существование нашей Североморской епархии – это одна большая радость и благодарность Господу за Его к нам благоволение и споспешествование всем нашим благим начинаниям. Мы с вами сейчас находимся в духовно-просветительском центре Североморской епархии. Мог ли я, да и все мы, мечтать о таких возможностях, о том, что в городе Североморске, столице Северного флота, появится такой замечательный просветительский центр? Речь идет не только и не столько об очевидной «благоукрашенности», сколько о его духовной и образовательной притягательности как для воцерковленных православных людей, так и для тех, кто еще находится в духовном поиске.

Центральная задача нашей «епархии Северных морей» – окормление моряков-североморцев, и наши священники, естественно, большую часть работы проводят непосредственно на кораблях и в частях. Но и здесь у нас в центре на постоянной основе идут занятия: собираются руководители органов воспитания военнослужащих Северного флота, всех его соединений и частей – серьезные люди, старшие офицеры. С ними мы проводим занятия, лекции. Непременный элемент этой работы – посещение выставок различной тематики, которые мы здесь разворачиваем. В дни Великого поста здесь, например, проходила выставка, посвященная истории Туринской плащаницы.

Таким образом удается осуществлять комплексный подход как в духовной работе, так и в образовательной: и то, и другое нам сейчас просто необходимо.

Надо сказать, что выставку о Туринской плащанице мы подготовили своими силами: лет семь назад мы видели подобную выставку в музее в Мурманске и поняли, что в состоянии сами сделать что-то такое же и даже лучше. Судя по интересу посетителей и их откликам, это нам вполне удалось. Мы подготовили экспонаты, которые, можно сказать, «кожей» позволяют почувствовать всё то, что довелось пережить нашему Спасителю. Помимо копии самой погребальной плащаницы, у нас выставлены копии римской плети для бичевания (флагрума), Терновый венец, копия Копья Лонгина-сотника, образцы гвоздей… Это производит очень большое впечатление на людей, и я думаю, выставка оказалась очень уместной в дни Великого поста.

Павел Рыженко

Следующую выставку мы предполагаем посвятить творчеству художника Павла Рыженко: «Духовные вехи России». Будут представлены его картины, к которым мною подготовлены короткие аннотации, позволяющие лучше вникнуть в глубину художественного замысла автора, погрузиться в самую суть исторического сюжета каждого полотна.

Павел Рыженко скончался внезапно, и мы были, по сути, последними, с кем он встречался здесь, на Северном флоте. И потому предстоящая выставка его работ – своего рода дань памяти в эти дни трехлетия с момента его безвременной кончины в июле 2014 года. Павел Владимирович был приглашен посетить наши края командованием флота: мы обратились с просьбой написать картину под названием «Девятый отсек», посвященную трагедии АПЛ «Курск».

Суть сюжета картины – центральный эпизод подвига моряков «Курска», момент, когда несколько ребят-подводников, уцелевших после взрыва, собрались в последнем отсеке лодки и пишут прощальные письма. Это происходит при свете единственного источника – лампочки аварийного освещения. Из плафончика этого фонаря была изготовлена лампада. Водолазы осенью 2000 года специально подняли этот плафон, он теперь светит, не угасая никогда. Эта неугасимая лампада «Курска» горит в Видяево, в храме на престоле. Мною была написана книга с таким названием: «Неугасимая лампада “Курска”», посвященная духовным причиной той тяжелой трагедии в Баренцевом море.

Мы хотели, чтобы Павел Рыженко написал для Северного флота такую картину – она бы очень помогла, по нашему убеждению, воспитанию воинов-североморцев, пробуждению лучших качеств российского человека. Павел загорелся этой идеей, приехал со своей выставкой картин в Североморск. Экспозиция была развернута в Доме офицеров флота. Рассказы Павла на той выставке просто завораживали, он очень интересно говорил. Эти беседы, как было видно, оказались очень важны для командования флота и для всех, кто сумел тогда побывать в ДОФе. Это было некое «новое слово», новое видение истории нашей страны, возвращение к истокам. Возникало очень важное чувство скорби о понесенных утратах, нашей тоски о той России, «которую мы потеряли», но которая очень нам нужна, потому что мы оттуда родом.

Мой адрес – не дом и не улица…

– Да? И откуда же мы? Из какого века?

– Увы, но уже из коммунистического века и из атеистического воспитания. И ничего тут не поделаешь. И именно поэтому нам кровно необходимо переосмыслить свою историю, переработать ее не только головой, но и сердцем. И творчество Павла Рыженко обладает удивительной способностью: призвать человека приступить к этому переосмыслению, что и явится залогом и правильного устроения душ. Я бы назвал этот важный духовный процесс – «возвращением на Родину».

И когда пришла весть о скоропостижной кончине Павла, мы были потрясены. Картина не состоялась, но идея осталась. А Павел провел огромную работу: он спускался в отсеки подлодок, делал зарисовки подводников… Он скончался в 2014 году, в возрасте 43 лет, и сейчас мы делаем памятную выставку с помощью его вдовы Анастасии. Выставка картин поедет по всем гарнизонам, домам офицеров, культурным центрам епархии, по всем удаленным точкам, и везде мы будем говорить о великой истории нашей великой страны. И о том печальном юбилее, который проходит в этот год в России, – столетии страшных потрясений, радикально изменивших «генетический код» народа, вызвав синдром болезни «Ивана, родства не помнящего». И нет более важной задачи, чем исцелить душу нашего народа.

– По вашему мнению, это реальная задача? Возможно ли «возвращение на Родину»?

– Этот процесс не только желателен – он абсолютно неизбежен. Дело в том, что в противном случае не будет смысла в продолжении человеческой истории вообще. По моему глубокому убеждению, этим последним смыслом существования человеческой цивилизации наиболее выраженно обладает только Россия со своим православным духом, с нашей сохранившейся в сердцах ортодоксией. И конечно же, в первую очередь с нашим сокровищем – Православной Церковью, которая хранит неповрежденно именно то, от чего всеми силами отказывается весь «цивилизованный» мир. При этом само слово «цивилизованный» следует брать в кавычки, равно как и слово «прогресс». Да и многие другие понятия на проверку оказываются лживыми, подложными.

Вспомним в этой связи размышления академика Шафаревича, историка Данилевского о том, что гордым словом «прогресс» мы называем вовсе не прогресс, а регресс. Поскольку налицо постоянная, устойчивая тенденция деградации, примитивизации, обесценивания человеческой духовности, интеллекта, культуры. Все эти наши небывалые «достижения» технические создают некую иллюзию прогресса, а в действительности лишь усугубляют пустоту бытия, все больше раздробляя целостность человеческой личности, опутывая новыми связями, которые «раздербанивают» душу, дергая ее за эти бесчисленные нити. Надежда «цивилизованного» мира, гордый «человек разумный» – homo sapiens – терпит поражение на всех фронтах, становясь все более несчастным. И кроме того, человек, отвергнувший Бога, не может считаться «разумным», с ним произошла страшная беда – он повредился головой, по словам апостола: люди, называя себя мудрыми, обезумели (Рим. 1: 22).

– Тотальная подмена понятий: мир говорит фальшивыми словами, и мы подчас врем сами себе.

– Мы, к сожалению, видим, насколько энергично человек примитивизируется, как быстро и, боюсь, безвозвратно он утрачивает фундаментальную природную мудрость, простоту и гармонию, то, что, наверное, можно обозначить одним словом – целомудрие. Сегодня противостоит этому процессу, этому «шествию разрушителя» единственная реальная и спасительная сила – Православная Церковь. Человек, приходящий к вере, присоединяющийся к Церкви, получает особое чутье к распознанию этой беды, в нем возникает сила сопротивления.

Я прочитал, как однажды император Александр II, когда ему предложили на подпись бумагу, в которой было упомянуто слово «прогресс» («человеческий прогресс» – стояло в ней), подчеркнул красным карандашом и написал: «Никогда больше в официальных бумагах это слово не употреблять!» То есть у него, как у помазанника Божия, возникло сразу какое-то отторжение – может быть, не осознанное до конца, не сформулированное, но он запретил вообще употреблять это слово – «прогресс», видимо, чувствуя, что здесь сокрыта ложь. Так что могу с уверенностью сказать: человеческая история будет продолжаться до тех пор, пока есть люди, которые не утратили такое чутье, которые сопротивляются духовной деградации, то есть пока существует Православие.

Либо – возвращение домой, либо – жизнь в стране далече со свиньями.

– Но, владыка, согласитесь – и вам это известно гораздо лучше, чем многим, – что даже в Православной Церкви России есть такие явления, которые ну никак не свидетельствуют о Христе, о верности Ему. Если даже наша Церковь подвергается страшным искушениям, то неужели есть надежда на то самое возвращение на Родину, о котором вы говорите?

– Во-первых, в самой Церкви нет изъяна и греха – она всегда столп и утверждение истины (1 Тим. 3: 15). Все изъяны и грехи несут в себе люди, в той или иной степени по своим немощам отступающие от этой истины.

Что же касается наших надежд, то я выше уже говорил о решительном выборе, который стоит перед человечеством. Это либо возрождение и «возвращение на Родину» и продолжение в таком случае человеческой истории – либо завершение человеческой истории. У нас лишь два этих пути. Мы имеем перед глазами классический пример на все времена – историю городов Содома и Гоморры. Этот пример – как обобщенная модель существования человечества в целом. Так было еще во времена Авраама, но такой же закон продолжал действовать в течение всей человеческой истории, и тем более действует сейчас, в последние времена для вас (1 Пет. 1: 20).

Почему Господь уничтожил именно эти города? Неужели в иных городах древнего мира не творился грех, не оскорблялась мораль, не попиралась нравственность? По толкованиям святых отцов, отличие духовного состояния упомянутых двух городов от иного ветхозаветного мира состояло в том, что их жители решили узаконить грех, придать ему статус нормы человеческой жизни. Таким образом предполагалось нейтрализовать чувство стыда, заглушить голос совести, устранить спасительные для души нравственные страдания человека, переживающего совершенное им греховное деяние. В итоге этих богоборческих усилий жизнь человека в Содоме и Гоморре потеряла смысл, благодатная перспектива покаяния и нравственного роста души была уничтожена. В те давние времена Господь положил конец этому пустоцвету в истории человечества, пролив дождем серу и огонь от Господа с неба, и ниспроверг города сии, и всю окрестность сию, и всех жителей городов сих, и произрастания земли (Быт. 19: 24–25).

Нечто подобное происходит сейчас на всей территории просвещенной Европы. Активно и открыто современное человечество, истлевающее в обольстительных похотях (Еф. 4: 22), стремится узаконить грех. И те вопросы, которые задавал Авраам Богу: «Ради скольких праведников Ты помилуешь эти города?», вновь встают перед нами. Мы помним, как Господь отвечал, уходя карать Содом и Гоморру, что помилует их и ради 50, и 40, и 30, и Авраам в своем отчаянном «торге» дошел до десяти – даже ради десяти оставшихся праведников Господь хотел бы помиловать эти города. Однако даже и стольких не нашлось в том людском сообществе, наверняка гордо считавшем себя прогрессивным, цивилизованным и очень либеральным. Человеческая история в масштабе этих городов стала просто-напросто бессмысленной. И их развалины покрыты ныне Мертвым морем.

Человечество всегда грешило, ибо грех соединился с человеческой природой. Мир наш насквозь пронизан грехом. Но люди должны каяться, им должно быть стыдно, они должны мучиться от греха и сопротивляться ему. Ежели они окончательно встанут на путь нынешних западных цивилизаций, которые, можно сказать, напитались водами Мертвого моря, перестав даже стыдиться греха, краснеть от стыда, то человеческая история подходит к своему завершению.

В этой борьбе, в нашем противостоянии этому процессу столь трагического и постыдного завершения истории человечества – как раз вся суть нашего нынешнего служения. Я имею в виду всех православных христиан.

– Но католицизм ведь тоже не приемлет этого.

– Католицизм сегодня все более ослабевает. Я это знаю не понаслышке: я часто общаюсь с католиками. Католицизм ослабевает в своих возможностях противостоять греху в обществе: он теряет былое и некогда неоспоримое влияние. Идет стремительное уменьшение количества верующих людей. Западная церковь вступила в период упадка.

– Качественно или количественно?

– И качественно, и количественно. В свое время Святейший Патриарх Кирилл благословил меня участвовать во встречах, посвященных изучению католиками нашего православного духовного наследия, поэтому я довольно часто бываю в Италии. И я должен сказать, что у многих католиков, которые относятся к христианству всерьез, есть искреннее стремление к изучению опыта Православия. Они понимают, что ими утрачено очень многое, и это очень многое сейчас им вполне открыто и при их желании доступно. Святые отцы древности, их труды, всё великое восточное, православное наследие сейчас у католиков находит большой интерес, и есть немало тех, кто серьезно изучает его и принимает как огромный авторитет. На конференциях в Бозе выносятся важные темы. Например, роль человека как преобразователя тварного мира, его домоправителя. Или другая тема: о понятии «духовный отец», о том, что есть старчество, каков его современный уровень.

Восток ищет старцев, Запад – молодежь.

– Владыка, не кажется ли вам, что ситуация со старчеством сегодня вызывает больше печали, нежели восторга? Нет, можно, конечно, суетливо и истерически бегать в поисках «настоящих старцев», так некоторые и делают…

– Такая беготня вызвана, думаю, прежде всего тем, что старцев сегодня у нас, мягко говоря, крайне мало. Все их ищут, а их нет. Ведь институт старчества не может возникнуть по распоряжению, по нашему желанию. Воспитание, взращивание старчества – это же долгий неспешный процесс, формирование целого института, школы. Вот в нашей епархии есть Трифонов Печенгский монастырь, самый северный в Европе. И я очень надеюсь, что там постепенно появится такая школа старчества, очаг молитвенного утешения душ. Это огромный труд – как для самих иноков, так и для людей, обращающихся в эту обитель. Торопить события нельзя, не нужно суетиться – мы находимся пока только в самом начале этого процесса, который, даст Бог, станет успешным, и в конечном итоге там появятся старцы.

– А как они появятся? Состарятся, что ли, и всё?

– Нет, конечно. Настоящее старчество появляется только в результате молитвы, созревает внутри очага постоянного молитвенного делания. Если обитель будет заниматься своим основным предназначением, то есть монастырским кругом богослужений, искренней, неленостной молитвой, понимая, что лишь ради этого делания монастырь и живет, то результат непременно будет. Если же монастырь всецело сосредоточится на других вопросах, на различных производствах, торговле, на бизнес-проектах, то, безусловно, с Божией помощью там сформируются замечательные производственники, управленцы, хозяйственники, директора… Но старцев там не будет. При этом я нисколько не умаляю значение монастырского труда. Этот труд во славу Божию, безусловно, спасителен и угоден Господу. И без этой составляющей огромное количество людей, ищущих спасения, не найдут своего места в монастыре, а этого нельзя допустить. Но еще раз повторю: без верно расставленных приоритетов обитель не состоится.

Схиигумен Иоанн (Алексеев).

Поэтому я очень надеюсь на то – и все мы молимся об этом, – чтобы наш монастырь преподобного Трифона Печенгского возродил свою школу старчества. Ведь в свое время там были замечательные старцы. Свой век многие из них доживали в Финляндии, в монастыре Новый Валаам, куда вынуждены были уехать после уничтожения их обители в ходе боевых действий в 1944 году. В первую очередь вспоминаем нашего настоятеля – знаменитого старца схиигумена Иоанна (Алексеева), что скончался в Нововалаамском монастыре в 1958 году. Этого молитвенника великий старец нашего времени Иоанн (Крестьянкин) поминал как Иоанна Финляндского. Последним насельником старого Трифонова Печенгского монастыря был монах Акакий, умерший в 110-летнем возрасте в 1984 году. С его кончиной завершилась история русского Нового Валаама. Теперь его населяют только монахи-финны.

Да, все ищут старцев… Католики, кстати, тоже. И следует сказать, что у них есть духовно опытные наставники, но их тоже очень сейчас мало. Для меня вполне очевидны серьезные духовные проблемы католицизма, но, тем не менее, я не считаю себя вправе превозноситься перед ними: мол, мы тут такие все небожители, истинно верующие, а вы – все потеряли и утратили. Я специально в свое время попросил моего друга профессора Фьоренцо Реатти, францисканского монаха, чтобы он показал мне очаги древних христианских традиций на территории католицизма. Мне было интересно, есть ли у них монастыри древнего уклада, молитвенной глубокой внутренней жизни. Мы побывали с ним в предместьях Рима, в монастыре ордена траппистов (это цистерцианский орден строгого соблюдения). Место называется монастырь «Трех фонтанов», хотя никаких фонтанов там нет, а есть три источника, забивших, по преданию, на том месте, где на землю упала глава апостола Павла после казни. И вот на этих трех источниках с VI века существует обитель (изначально, кстати, основанная греками). Главная идея этого монастыря – полное уединение, умное молитвенное делание, затворничество. Основные правила: молитва не менее 11 часов в сутки, труд, соблюдение молчания, прерываемого только для молитв, песнопений и по другим уважительным причинам, строгий пост (полный запрет на мясо, рыбу и яйца). Там совершенно непреодолимые стены, праздных посетителей и любопытствующих туристов нет. Миряне приходят помолиться, но стоят в храме довольно далеко от братии и доступа в монастырь не имеют.

И, знаете, там я увидел монахов, творящих Иисусову молитву, пребывающих в священнобезмолвии. В монастыре можно разговаривать только шепотом, и то в отведенных местах. Иноки ни с кем не встречаются. К удивлению моего спутника, отца Фьоренцо, монахи пожелали побеседовать со мной. Меня провели в некий круглый зал со стоящим большим Распятием. По периметру сидели седые глубокие старцы, в белых одеждах, человек пятнадцать, и молчали. Довольно долго стояла тишина: видимо, так мы должны были прислушаться друг к другу. Потом они попросили рассказать о себе…

Как они сказали, главная их печаль сейчас в том, что им некому передать свой опыт: молодежь к ним не идет, интереса к этому спасительному деланию у современного европейца уже нет. И это их постоянная скорбь. Средний возраст насельников обители – 73 года. Особенно много вопросов задавал очень светлый, просто прозрачный монах Анжело: что сейчас делается на Соловках? чтут ли у нас Достоевского? Оказалось, ему уже 94 года.

И, конечно же, в первую очередь они спрашивали, как у нас с монастырями, идет ли молодежь. Я им сказал, что у нас-то как раз наоборот: у нас проблема в том, что слишком много молодежи идет в монастыри и в священство. А глубокого осознания того, куда они идут, подчас и нет. Есть такой юношеский максимализм, и потом наступает жуткое разочарование… Я недавно нашел фотографию конца 1990-х – начала 2000-х годов духовенства и монашествующих Мурманской епархии. Дай Бог, если сейчас осталась хотя бы четвертая часть из тех, кто был тогда на этих фото. А ведь стояли с восторженными лицами, в клобуках, с наперсными крестами… Сколько тяжелых уроков, какие жизненные катастрофы претерпели эти «первопроходцы». Надо всем учитывать, что идет жестокая борьба, и в этой борьбе мы несем немалые потери и порой тяжелые поражения.

Тогда же тем римским монахам я сказал, что у нас обратная проблема: у нас много молодежи и мало старцев. Порой не у кого учиться, в стране физически была выбита эта школа. Они грустно кивали головой и говорили: «А у нас старцев еще полно, а передать обители некому – никто уже ничего не хочет».

Скорбь святителя Игнатия.

– Проблема «количество / качество». Владыка, у нас в Церкви с каждым днем, если судить по рапортам и докладам, увеличивается число священнослужителей, храмов, монастырей, семинарий и т.д. Печальный опыт даже последнего времени свидетельствует, однако, что количество людей с крестами – далеко не всегда непременное условие качества христиан и что несоответствие перехода количества в качество может аукнуться серьезнейшими потрясениями – как для отдельного человека, так и для всего народа.

– Еще в XIX веке об этом скорбел святитель Игнатий (Брянчанинов), и говорил он не столько о бедном всё более запутывающемся западном мире, сколько о своем родном российском Отечестве. Да, безусловно, тогда еще на всю Россию сияла Оптина пустынь, иные великие духовные центры, они была отдушиной каждому, кто искренне желал услышать и прочувствовать свежесть и постоянную новизну учения Христа, злободневность Слова Божиего. Но, увы, как мы знаем, всё завершилось тем, чем завершилось.

У нас нет другого пути, ничего тут добавить или изменить мы не можем: мы идем тем путем, который открывает нам Господь. Что утешает и радует на этом пути, так это то молитвенное единство, которое мы ясно чувствуем с теми, кто жил до нас! Если мы с ними едины, ежели преподобный Трифон принимает нынешнее наше внутреннее духовное устройство и оно ему по душе, то он во всём нам поможет, попечалуется пред Спасителем о наших делах-проблемах. Если мы и вправду достойны памяти наших великих предков, и в первую очередь наших новомучеников, если мы находимся с ними в подлинном духовном родстве, молитвенном единстве, то мы с ними – одна Церковь, которая живет и напрямую беседует со Христом-Владыкой.

Для нас, конечно, особая радость быть в одной Церкви с нашими Кольскими старцами, подвижниками XVI–XVII веков. Это великая честь. Но дабы обрести это единство, тут нужен серьезный труд. Время подвижничества Кольских святых – это расцвет Северной Фиваиды, апогей молитвенного стояния Русской земли. И конечно же, эти наши великие молитвенники отзовутся, помогут нам преодолеть многие наши беды и искушения, и всё у нас получится. Все дело-то в нас, а не в них. Без подлинной молитвы всё превратится в какое-то обрядовое действо, в утренник с костюмами. Наша надежда не в том, что мы тут срочно сформируем отряд старцев, а в том, что Господь примет наши намерения. И что наши намерения чистые. Что в нас нет двойного дна. Что мы делаем то, что говорим, а чувствуем то, что декларируем, не обманывая себя и других. Делаем то, чем, к сожалению, уже не мог похвастаться российский народ к концу ХХ века. Говорили одно – чувствовали другое, декларировали одно – на самом деле было противоположное. Именно эта проблема лживости идеалов и подмена духовного фундамента развалила Российскую империю.

Одна из следующих выставок, которую мы хотим провести, будет называться «Уроки истории». Какие это должны быть уроки? Уж точно не такие, на которых мы еще раз расскажем, кого мы больше всех ненавидим, а кого чуть меньше. Разговор должен идти о том, какие уроки столетия мы усвоили и сможем ли мы не допустить пережитого в XX веке вновь. Как нам этот опыт усвоить, вернуться к духу и традициям наших предков – вот для чего мы должны вспоминать события нашей истории, дабы глубоко и честно переосмыслить их.

Предупреждение из прошлого: не стройте в России новый карточный домик!

– Ох, да неужели еще есть, владыка, такие люди, которые вот так, как вы говорите, способны усвоить уроки истории?

– Могу сказать точно: есть. И слава Богу. Например, мы в очень добрых отношениях с предпринимателями с Урала, из Екатеринбурга. Они еще во времена разорения флота взяли шефство над нашими несколькими атомными лодками. Оказывали и оказывают большую помощь экипажам кораблей, семьям, гарнизонам. Сейчас, например, строят храм в Гаджиево. Я был у них в гостях и весьма порадовался, поскольку увидел там тех самых российских промышленников, купцов, крепких хозяйственников, которыми была сильна Россия. Это те самые мужики, для которых «ударить по рукам» означало полную гарантию исполнения договоров. Такие люди ясно свидетельствуют, что не надо «хоронить» Россию. И помощь Церкви для них неотъемлемая часть их бизнеса, жизни, мировоззрения. С их помощью строился храм-на-крови в Екатеринбурге, монастырский комплекс на Ганиной Яме и очень много другое.

Они рассказывали, что как-то услышали слова высокого руководителя, сказанные в эмоциональном запале: «Мы это помним – это же не при Николае “кровавом” было, это было же в наши дни!» Тогда, надо сказать, многие погрустнели и задумались. А наши ребята с Урала решили провести серьезное научно-историческое исследование того, кем в действительности был император Николай II, последний правитель Российской империи, и что же реально представляла собой страна к моменту завершения его правления. Оформили этот труд в виде календаря. В нем предложен анализ состояния страны по 24 направлениям: промышленность, медицина, электрификация, военная реформа, денежная реформа, спорт и т.д. В тексте приводится конкретная информация из официальных источников того времени, то есть статистика, как свидетельства очевидцев. Так вот, все эти 24 направления оценки удостоверяют: Российская империя была на пике небывалого подъема, с завораживающими перспективами, что, собственно, очень испугало наших заклятых западных «друзей». Таким образом, даже один честный календарь способствует разрушению столь печальных заблуждений и предрассудков в стиле «восстал лапотный народ нищей, порабощенной России, потому что рабочий люд голодал, он был бесправен и т.п.». Это большевистская ложь, чистая пропаганда, рассчитанная на полное невежество толпы. Так что мы обязаны преодолеть «заказную», по сути – кощунственную историю России, написанную в рамках сталинского «Краткого курса истории ВКП(б)». Рассказать людям правду о своей великой стране крайне необходимо.

Главный вывод состоит в том, что причина произошедшей в 1917 году катастрофы лежала не в экономической и социальной сфере. В этом смысле ситуация была прекрасной. Вспомним слова нашего «замечательного друга» Уинстона Черчилля, который писал: «Величественный корабль России затонул, когда до гавани оставалось не более полумили». Действительно, к 1917 году Россия представляла собою величественный, прекрасный корабль, который приближался к берегу, где его встречала восторженная толпа с цветами и оркестром, все ожидали, что вот он сейчас отшвартуется и… – и вдруг на глазах изумленных людей он взял и затонул. Таково было общее впечатление из Европы, которая видела, что Россия уже победила в войне, сохранила свой экономический и политический потенциал и готовилась получить заслуженные плоды этой победы…

Но, увы, все рухнуло. И надо сказать, что эту катастрофу сотворил вовсе не Ленин, выскочив в марте 1917-го из «пломбированного вагона», нет, – эту беду сотворили мы с вами.

– Получается, это такой своеобразный «привет из прошлого» потомкам, столь падким на сладостное желание ненавидеть отчизну?

– Совершенно верно. Поэтому мы и решили сделать на основе этих материалов, которые разработали наши друзья-уральцы, выставку о подлинных уроках истории. Необходимо объяснить, что причиной случившегося развала империи были проблемы духовные, потеря нравственных ориентиров и стержня веры. Надо сказать, что то же самое произошло и с Советским Союзом. И это тоже страшная беда, поистине катастрофа. Вновь рухнула величайшая Держава мира. Мы потеряли колоссальные территории, величие и мощь мировой державы. И вновь причина не в экономической слабости. Мы имели лучшие армию и флот, прекрасную науку, культуру, здравоохранение, образование… Так в чем же дело? – Только и исключительно в отсутствии истинной духовности. Лживость декларируемых советских идеологем стала очевидной. Жизнь лишилась духовного фундамента: вся мощь рассыпалась в прах, потому что общество долго пребывало в духовном прельщении иллюзорными идеями и стратегия развития государства строилась на идеологических фантомах.

– «Аще не Господь созиждет град, всуе бде стрегий»?

– В том-то и дело. Сейчас мы опять возвращаемся к вашему вопросу, с которого начинали. Мы опять поднимаемся с колен, вновь доказываем Западу и Востоку, что мы держава мирового уровня, и дай нам Бог ума помнить о тех самых словах псалмопевца: «Аще не Господь созиждет град…» при всех наших успехах, которые действительно имеются. Поэтому уповать на экономический рост, на мощь вооруженных сил, на повышение уровня жизни можно лишь тогда, когда есть надежный духовный фундамент, ясная национальная идея и прямой путь, по сути – тот самый «смысл жизни». Наши предки выбрали нашу идею и путь еще 1000 лет назад – это путь христианина.

Священник на войне – не дань моде.

– Насчет военной мощи нынешней России. Что можно было бы сказать в ответ тому английскому генералу, который, когда «Адмирал Кузнецов» проходил через Ла-Манш, с пренебрежительной улыбкой высказался о возможностях его пребывании в Средиземном море? Впрочем, насмешек в наш адрес очень много – что можно было бы ответить?

– Иногда можно и мудро промолчать, следуя правилу: «Брехать – не топором махать». А так – наш отряд боевых кораблей СФ пробыл в Средиземном море четыре месяца. Наши моряки показали высочайший уровень реального использования всех видов оружия. Но особое, отдельное слово о нашей корабельной авиации, которая никогда раньше не имела опыта боевого использования и при этом совершила просто невероятное. Вы представьте себе, что такое непрерывно летать с полной нагрузкой в течение четырех месяцев днем и ночью? Но мы вышли в бой и показали такие результаты, которые свидетельствуют: выросло новое поколение замечательных летчиков, мастеров высокого класса, героев, по сути дела. И, конечно же, произошедшее было бы невозможным без очевидной Божией помощи. Мы убедились, что Господь с новой Россией.

С этим соединением впервые в боевой обстановке на море пребывал наш священник, протоиерей Сергий Шерфетдинов из поселка Видяево. Батюшка провел там эти четыре месяца в постоянном контакте с ребятами, поддерживая их молитвой, благословляя на боевые вылеты. Эти молитвенные усилия привели к удивительному результату. У нас не было ни боевых потерь, ни потерь по вине личного состава. Были потери, неизбежные при такой интенсивности использования техники – техника тоже устает. Но нет худа без добра: теперь имеется ценный материал для анализа причин аварий и недостатков, и военная промышленность должна будет потрудиться над их устранением.

В общем, наша корабельная авиация показала себя блистательно: за время работы у берегов Сирии ребята только ночью сделали 1800 вылетов. Какое мастерство – ночью, в кромешной тьме, взлетать и садиться на, по сути-то, крохотную палубу авианосца! Четыре месяца непрерывных полетов – какая это нагрузка и напряжение! Так что результат у наших ребят блестящий, и это не только мое мнение, но каждого, кто имеет отношение к Военно-морскому флоту. Так что с нами Господь.

К чести командования флота надо сказать, что именно от него исходила инициатива пригласить на борт крейсера священника.

– Не воспринималось ли присутствие священника как дань моде?

– Нисколько. Когда летчики стали вникать в боевую ситуацию, а на войне это происходит очень быстро, то перед каждым полетом старались брать благословение. Откуда берется наша подлинная сила? Это – вера и умение. Священники в Вооруженных силах будут востребованы всегда. Думаю, Господь милует Россию, и наказание безбожием XX века больше не обрушится на души российского воинства. Армия и флот сейчас очевидным образом черпают новые возможности от взаимодействия с Церковью как в смысле воспитательной работы, так и общего духовного настроя военнослужащих.

«Хорошо писать-чирикать, когда есть вдохновение. А когда уныние пригибает к земле?»

– Владыка, вы автор многих работ, книг о святых Русского Севера, о его истории, культуре. Недавно вышел в свет ваш трехтомник «Кольский Север в Средние века» – фундаментальное историческое исследование о православном просвещении Крайнего Севера. Как вы можете описать общее состояние православной литературы сегодня? Какова сейчас православная литература? Какой она должна быть, на ваш взгляд?

.

– Вы знаете, я совершенно не анализирую этот процесс. Я не связан ни с книгоиздательством, ни с распространением, поэтому я не являюсь экспертом. Я занимаюсь своим творчеством, рассказываю своим читателям то, что считаю важным, то, что для меня является понятным и близким. Начал я сразу же с исследования духовного наследия Кольского Севера – так получилось, что Господь меня призвал к этому, что было для меня неожиданным и даже удивительным. Исторические поиски до того были совершенно не свойственным мне занятием. Никак не мог даже подумать, что буду сидеть в архивах, читать запыленные рукописи, чихать от пыли и мне это будет важно. В прежние годы моей «боевой юности» я бы просто посмеялся над самой мыслью об этом. Но Господь призвал, и, как я понимаю сейчас, слава Богу, я эту работу выполняю довольно успешно.

Вы упомянули мой последний труд «Кольский Север в Средние века». Цель этой моей работы – критическое переосмысление средневековой истории нашего края. Поэтому одним из принципов, положенных в основание этой работы, стал отход от механического переписывания ранее исследованного исторического материала, перечисления общеизвестных фактов и повторения устоявшихся мнений. У нас уже проведены исследования по всем Кольским святым. Преподобные Трифон Печенгский, Феодорит Кольский, Варлаам Керетский имеют обоснованные жития, достойные исследования их жизни и подвигов. Каждая история жизни этих трех удивительных подвижников, соработников, единомышленников – это шедевр Божиего Промысла о человеке. Случаются такие коллизии, испытания, через которые должен пройти человек, чтобы достичь Царствия Небесного! Например, человек впадает в тяжелейший грех, и, казалось бы, он погубил себя, но, переплавляя этот грех через покаяние и веру, он восходит на вершину святости, становится великим святым.

– Но уныние, бывает, просто убивает человека. Как не впасть в этот смертный грех?

– Унынием мы страдаем все. В определенном смысле это признак успешности нашего пути к Богу. Святые отцы отмечают, что этот искус Господь посылает как особое избранничество тем, кто может понести. (Как тут не впасть в грех гордыни!) Само проявление этого весьма тяжелого искушения может подчас свидетельствовать о том, что мы идем в правильном направлении. И главная наша задача в этой ситуации – употреблять максимальную настойчивость, полное напряжение сил и продолжать идти.

Так что отчаиваться не надо. Бог предлагает нам новую линию борьбы, новый рубеж, новую высоту, которую мы должны взять в этом сражении. Да, тяжелый период, да, скорбный, но воевать-то надо: победить уныние – это значит заставить себя заняться богоугодной работой, тем, к чему ты призван. Заняться тем, к чему у тебя есть данный Богом талант, тот, за который ты дашь ответ перед Господом. Важен сам факт борьбы. Только не отступать, а продолжать бороться до победы, которую Бог обязательно даст, и все непременно просветлеет.

Конечно, хорошо вдохновенно писать, чирикать и заливаться соловьем. Прекрасное время – вдохновение. Как это у Пушкина: «И рифмы легкие навстречу им бегут, и пальцы просятся к перу, перо к бумаге, минута – и стихи свободно потекут…» И мысли светлые, и текст течет – всё просто замечательно. А ежели дух темный приступил и давит, а у тебя работа важная, и время коротко… И писать надо так, чтобы давать образец победы над унынием, ложью, лицемерием. Причем писать надо честно, сообразуясь с собственным опытом. Я говорю не только о тех, кто пишет книги, статьи или дает интервью, я всех нас имею в виду, всех тех, кто пребывает в борьбе с этой немощью человеческой, с изначальной поврежденностью грехом нашей природы, которую мы в этой жизни до конца никогда не исправим. Мы должны понимать, что все мы больны, каждый болен в той или иной степени тяжести.

И если кто чувствует в себе силы, свой дар, талант, ведь каждому же из нас дана благодать по мере дара Христова (Еф. 4: 7), то каждый призван к этому процессу врачевания нашей общей болезни. И было бы преступным легкомыслием не трудиться со всяким напряжением сил и самоотдачей в деле врачевания болезни греха. И эта миссия наша очень деликатна. Представьте себе врача, который ненавидит своего больного за то, что тот болен, орет на него, «обличает» и т.п. – какой же это врач? Это не врач, а либо садист, либо недоумок. Если все мы больны, то и разговор с людьми должен вестись как с больными. И прежде всего людей надо жалеть. Мы все больны и несчастны.

– Вы говорите обо всех нас, христианах?

– Разумеется. Нам всем требуются любовь и милосердие. Все ждут этого. Нужно понять, что ты находишься в одной палате со всеми. Если мы признаемся себе, что и мы больны, и люди вокруг больны, если у нас есть силы и Господь призывает нас послужить исцелению этой общей нашей болезни, значит, мы должны так и творить – каждый на своем месте: кто-то пишет книги, статьи, кто-то столярничает, кто-то строит подлодки, кто-то ведет истребитель в бой. И так будет гораздо полезнее, и эффект будет много выше, чем от наших «обличений», лозунгов, навешивания ярлыков и клейм, которые мы с таким упоением всем раздаем: большевикам ли, коммунистам, либералам, монархистам, «жирным олигархам», «попам на мерседесах» и т.д. В противном же случае мы непременно попадем туда, куда не собирались и куда нас с удовольствием затягивают наша греховность и князь тьмы, который подогревает наши низменные чувства.

Несчастные, но благодарные Христу дети матери-природы.

– В чем тайна успеха миссии преподобного Трифона Печенгского, владыка? Как так получилось, что, когда сюда прибыл священник, присланный митрополитом Московским по просьбе простого и кающегося инока Трифона, он увидел уже несколько десятков лопарей, ставших православными? Более того: некоторые из лапландцев стремились тоже к монашеству. Это совсем не похоже на печальные свидетельства века XIX, которые предлагает нам Н.С. Лесков в рассказе «На краю света», это ровно наоборот: люди не просто хотят, а даже требуют стать христианами. Итак, в чем тайна святого Трифона Печенгского?

Преподобный трифон Печенгский

– Любовь к святому Трифону утвердилась в лопарском народе на генетическом уровне. Но давайте сначала поговорим о лопарях. Основная масса лопарей в Русской Лапландии была выбита в советское время: в 1937 году практически все лопарские семьи были репрессированы. Да и до 1937 года их тоже уничтожали, потому что лопарь не может принять оседлого, чуждого ему колхозного образа жизни. Лопари – уникальная народность, аналогов я не знаю. Исконные лопари жили вместе с оленями. Не лопарь пасет оленей, а олени вместе с лопарями живут в тундре. Это потом, в XIX веке, сюда пришли ижемцы, коми-зыряне и принесли новый образ хозяйствования: загоны, выпасы и проч. Лопари ничем этим не занимались: они жили вместе со своими оленями испокон веку. У каждого лопарского племени, у каждого сийта есть своё стадо, которое жило тут всегда. Это стадо имело свои миграционные пути, оно постоянно перемещалось по тем маршрутам, что возникли за многие тысячи лет, и лопари шли вместе с этим стадом. Это был такой симбиоз человека и природы. Лопари – дети природы в чистом виде. Они охраняли оленей, а олени кормили и одевали их. В общем, они любили друг друга и жили в гармонии.

Естественно, эти миграционные оленьи тропы никаких государственных границ не знали. Зимой, предположим, олени должны перейти за ягелем на озеро, которое находится на территории нынешней Норвегии или Финляндии, а летом, когда в тундре плодятся страшные кровососущие насекомые, они спокойно кочевали к побережью Белого моря. Никто их не пасёт – олени сами себе голова, а лопари их охраняют и заботятся о них. Да, лопари помечали своих оленей: наносили им клейма на уши. Свой значок ставили, означающий, что этот олень из моего стада, – мало ли, заблудится и прибьется к другому. Но такого прибившегося оленя всегда возвращают в своё стадо, это закон. И такая жизнь текла столетиями, тысячелетиями. Ну, а для наступившего советского времени это стало абсолютно неприемлемым: у нас тут советская власть, а лопарь со своими оленями вдруг пересекает границу какой-нибудь буржуазной Финляндии, где наверняка целая куча белогвардейцев. Значит, он шпион, диверсант и изменник – следовательно, его надо расстрелять! Нет человека – нет проблемы…

Спаслись немногие лопари – те, которые убежали в Финляндию. К слову сказать, финны им отвели целые поселения. Есть еще много лопарей в Норвегии, в Швеции. Но там другие лопари. А русских лопарей осталось совсем немного: они живут в поселениях Ревда и Ловозеро, но это уже, боюсь, такие лопари, которые теряют свою идентичность.

Так вот, эти самые лопари, потомки переселившихся из советской России в Финляндию или Норвегию, регулярно пишут письма и обращаются к нам, когда мы там бываем: «Решите вопрос с возможностью перехода через границу. Лопарь не может умереть, пока не поклонится могиле Трифона». И это до сих пор, несмотря на все исторические обиды советского времени! Понимаете, святой Трифон для них – это человек, который открыл им другой мир, такой мир, который свят и светел! Значит, труды и молитвы преподобного способны преодолевать века и сглаживать всевозможные обиды.

Кто только не грабил, не унижал лопарей! Малый народец, существовавший без государства, армии, полиции, серьезной организации защиты, он всегда подвергался нападениям соседей – как с запада, так и с востока. Конечно, они жили в страхе. А тут появляется Трифон: богатырь, воин, который щелчком пришибет любого. Он же атаман бывший, руководил разбойничьей шайкой, был настоящей грозой Остерботнии, держал в страхе все поселения по берегам Ботнического залива. Трифон во гневе – это страшное явление. Из-за своего разбойного прошлого Трифон не мог стать священником. Вот как о нем писал Симон ван Салинген, известный голландский путешественник XVI века, который с ним лично беседовал в монастыре на Печенге в 1563 году: «Трифон рассказывал мне, что привело его сюда. Много народу ограбил и разорил он и много крови пролил, в чем раскаялся и о чем горько сожалел».

И пришел он сюда, на край света, поскольку смерти искал от отчаяния и «сокрушения сердца». Жестоко каяться пришел. Надел на себя «металлический пояс, не вкушал никогда ни мяса, ни вина, ни белья не носил», – эти записи голландца обнаружили только на рубеже XIX–ХХ веков.

– А до записок Салингена о Трифоне что знали?

– Что знали? Записи, сделанные «самовидцами», очевидцами то есть, погибли в основном при разорении обители в 1589 году. Некие «писания краткие» сохранялись. И в самом начале XVIII века написали житие, которое было всем удобно, не соблазняло разбойной юностью и, как положено, соответствовало некоему сложившемуся «канону». Точнее – создали «искусственное» начало жития, про юность Трифона. То самое классическое «плетение словес», умилительные истории про «божьего одуванчика», который с детства нюхал цветочки, не играл в игры и вот услышал «призыв» и пришел на Кольский полуостров. Иронизируя над этими фантазиями, я вовсе не сомневаюсь в том, что бывают такие чистые избранники Божии «от младых ногтей». Тому примеров множество, и первый среди них – наш Феодорит Кольский, который с семи лет у владыки в Ростове уже переписывает книги ветхозаветных пророков, а в одиннадцать уже постриг принимает на Соловках. Однако к Трифону эта история отношения не имеет. Трифон трагическая и величественная фигура, и не надо «лить елей».

– Получается, подлинная судьба человека гораздо живее и интереснее всяких «умозаключений и схем», пусть и прописанных в официальном каноне?

– Да, и в первую очередь судьба человека, пришедшего к святости. Этот опыт бесценен и крайне нам необходим. Только при одном условии – честном и мужественном рассказе. Всё без исключения, происходящее в жизни человека, есть реализация Божественного Промысла о нем – кто же дерзнет перечить Господу и перекраивать по своему вкусу историю жизни подвижника, искажая путь, которым Христос вел его к преображению, возводя на Фавор его святости? Нам необходимо преодолевать эту ненужную и вредную искусственность житий святых. Зачем составлять жития по умилительным, но ложным схемам? Нужна кропотливая работа с историческими источниками, которые позволят увидеть борьбу святого – с внешними обстоятельствами, с собственными грехами – и его конечную победу. Прежде составления жития в свет непременно должна выйти книга: «Исторические материалы к написанию жития» такого-то святого. И тогда перед нами откроется такое удивительное сокровище, что можно только восхититься и благодарить Бога. Посмотрите на жития святых Варлаама Керетского, Трифона Печенгского, Феодорита Кольского – убедитесь сами.

Разбойник Митрофан – преподобный Трифон. Преображение.

Атаман Митрофан

– Когда Трифон пришел к саамам и вместо того, чтобы грабить и убивать, стал говорить им о милосердии, прощении, честности, добре и любви, они на него очень восстали. Этого богатыря пытались бить и за волосы таскать. А он вновь повторял, что надо отречься от лопарских «богов», не кланяться бесам в виде кумиров-сейдов, а поклоняться только Истинному Богу. Все его поведение, его слова были лопарям в диковинку. Ни с чем подобным они раньше не встречались. Опыт их жизни и отношения с пришлыми людьми свидетельствовали о силе зла, о несправедливости, безжалостности грабителей и насильников. А этот странный человек возвещает им совершенно иной смысл жизни, иные ценности и великую конечную цель.

Кроме того, Трифон, очень полюбивший этот простой, добрый и бесхитростный народец, стал охранять и защищать печенгских лопарей от всевозможных лихих пришельцев. Кто-кто, а он-то знал, как надо говорить с такими «реальными пацанами», которые приходили грабить и убивать саамов. Он мог с ними разобраться. Потому и заговорили вскоре: «Смотри-ка, у лопарей-то какой богатырь появился – охраняет их, в обиду не дает!» – «Да это ж бывший Митрофан!» – «Да ты что? Тот самый, который…» – «Ну! На покаяние ушел». – «Ясно, братва, сюда ходить больше не надо». Вот так, мало-помалу, бывший разбойник Митрофан стал преподобным Трифоном, защитником и духовным отцом лопарей на все времена.

Из этих лопарских пустыней Трифон (тогда еще Митрофан) отправился к митрополиту Московскому Макарию лишь спустя 17 лет после завершения своей лихой жизни. Святитель дал ему еще три года отлучения от Причастия, то есть полную 20-летнюю епитимью. Все строго по правилу святого Василия Великого об убийстве. Сказал так: «Церковь строй, готовь лопарей ко крещению, через три года пришлю тебе священника». И действительно, по прошествии трех лет – в 1532 году – прислал владыка иероинока Илию (Тучкова), знаменитого книжника, проповедника, миссионера. Он и совершил постриг в иночество Митрофана с именем Трифон. Окрестили лопарей, и храм освятили в честь Святой Троицы, на месте которого сейчас и находится самый северный в Европе монастырь – преподобного Трифона Печенгского.

– А как передвигались в ту пору?

– В теплое время года водными путями, иногда волоками – были уже созданы специальные службы для такого передвижения. А зимой – на оленях, в саночках-кережах. Олени бегут по любому снегу.

– Вернусь к православной литературе, на сей раз не просто хорошей, а очень хорошей и серьезной. А также к печали и унынию. «Лествица» преподобного Иоанна, «Добротолюбие», «Луг духовный» и прочие потрясающие книги. Читаешь их – в душу льется свет. Но, признаться, свет-то льется, а освещает он такие места души, «тамо же гади, имже несть числа». Вот смотришь ты на всё это, стыдишься и печалишься, если мягко сказать. А как тут не заунывать, понимая, что даже шага по какой-либо из ступеней не сделано?

– Ну, эти вопросы задавали и до нас, и спрашивали об этом старцев: как же спасаться-то? Нужно вспоминать добрые ответы мудрых святых людей и ободряться ими в душе. Если сравнивать, сколько делаем мы и сколько делали до нас, то мы и половиной той силы не обладаем, которую имели наши святые предки. Дай Бог, чтобы нам зачлось хотя бы та малая толика, что мы совершаем…

И кроме того, я думаю, что каждое время приносит и свои пути спасения. Вот мы восхищаемся деяниями святых древности, их аскетическими и молитвенными подвигами, но у нас иные объекты для подвигов, и Господь ими нас не обделяет – это скорби и болезни.

– А это не самоутешение?

– Нет. Мы говорили о том, что идет духовный регресс, деградация. Человек действительно слабеет, становится нецелостным, раздробленным, соответственно – несчастным и не могущим полноценно испытывать радость от жизни. Весь опутанный сетями этого мира, он не в состоянии ее почувствовать. У него страшно загрублены «сенсоры», он пресыщен суррогатами радости, перекормлен «соевой» духовностью с ядовитыми усилителями вкуса.

Придя к вере, современный человек, как и в прежние времена, начинает прозревать, восстанавливаться и призывает имя Божие, обращаясь с просьбою: «Господи, помилуй и спаси!» И Отец наш Небесный, естественно, слышит нас и, конечно же, посылает все потребное для нашего спасения. Преподает нам уроки, создает ситуации, посылает людей на жизненном пути. Эти Божии уроки порой не сладкие, болезненные, тяжелые, но всегда не выше наших сил. Он ведь наш любящий Отец и лучше кого-либо знает, что потребно нам, что приведет в Царствие Небесное.

Деревня = Родина.

– Владыка, Россия всегда была страной крестьянской по преимуществу. Сейчас русская деревня умирает, вернее – убита. Что мы теряем при этом? Чем важен для нас деревенский взгляд на мир, на жизнь?

Варзуга

– Чтобы ответить на эти вопросы, надо узнать деревню изнутри. Должен сказать, что для меня лично стал очень важным тот опыт, который я приобрел за пятнадцать лет служения на берегу Белого моря, в древнем поморском селе Варзуга. Для меня, человека, выросшего в городе, в интеллигентной семье, имевшего особый круг общения и участвовавшего в культурной жизни Северной столицы, было весьма непросто оказаться в этом совершенно патриархальном, далеком селе, до которого и дороги-то настоящей до недавнего времени не было. Так вот, там я увидел, как люди живут своей исконной, подлинной жизнью и как хранят первозданные отношения в обществе. Именно там я и открыл, что такое – наша русская деревня, в которой и хранились, сберегались силы нашего народа.

Откуда всегда бралась наша армия, лучшая в мире? – Из деревни, потому что оттуда приходили здоровые и чистые ребята, духовно целостные люди, настоящие богатыри духа. И в те годы конца 1990-х я застал эту очередную трагедию очередного уничтожения деревни. Годы разорения: нищета, колхоз разорился, денег нет, пьянство… Но лучше, чем Николай Мельников в поэме «Русский крест», об этом не расскажешь, и пытаться не надо.

Но при всем этом я увидел и другое: как истинно, по-настоящему живет человек на своей земле, как он заботится о ней, любит ее. Тут сами понятия «родина», «отечество» имеют осязаемые, реальные формы. Они не умозрительны – ты живешь в них. Эта земля всегда была их родная земля, как и эта река, из которой традиционно воду в дом берут. И так было всегда, и так будет дальше. Вот красавица царь-рыба семга, выловить которую можно ровно столько, сколько требуется, не больше. Вот старики, которых ты просто должен почитать, если хочешь жить долго и счастливо, а к их мнению ты обязан прислушиваться. Это твоя деревня, община, люди, перед которыми ты должен держать ответ за свои поступки, ибо здесь каждый всегда на виду. Здесь всем есть до всего дело, и не из праздного любопытства, а потому, что это как в семье, где невозможно без этого внимания и заботы. Сравните с нашим городским муравейником, где и имя соседа по лестничной площадке можно годами не знать.

На селе же все чувствуют свою общность, свое родство. Общая радость, общее горе. И я благодарен Богу за то, что, приняв монашеский постриг, те первые годы своего становления я провел в Варзуге. По сути на краю земли, на краю цивилизации. Тогда мне удалось прервать свой утомительный и малополезный бег моей прошлой жизни. Получилось остановиться и начать жить одним миром со своими прихожанами, в ритме жизненных циклов природы, смены времен года, приобщиться к этой удивительной гармонии. Снега, метели, морозы трещат в старых бревнах церквей. И вот весна, река набухает, готовится вскрыться, вся деревня на берегу переживает, будто кто из родственников рожает. Как пройдет половодье, каким будет ледоход, а если вдруг наводнение? Стоят на берегу, советуются, что-то обсуждают – такое единство с природой, уважение к творению. Сельское кладбище со всегда ухоженными могилами, постоянная молитва об усопших и спокойное, не истерическое памятование о собственной смерти.

Вот тут понятие «родина» – не праздное слово для вывесок и транспарантов. И родной дом – это всегда живое, любимое место, там, где твое сердце навсегда. И по-другому не будет. А у меня, например, пока я служил на флоте, квартир штук 20 было. Дети мне теперь жалуются, говорят, что у них нет представления, воспоминания об отчем доме как о чем-то конкретном, близком и родном… А для жителей села родина – это огромная любовь, этакая ревность до крови о своем доме, о селе, ручье, реке, каждом деревце… Потому и победить такого человека нельзя: он знает, за что готов умереть.

Ну а если же я – «гражданин мира» и мой девиз: «нас и здесь неплохо кормят», то – беда. И обречен этот народ потерять свою родину и раствориться, как сахар, в безликой пустоте сладкой жизни.

Природа христианских парадоксов.

– «Возвесели сердца наша, во еже боятися имени Твоего святаго», «Блаженны кроткие, ибо они наследят землю», «Последние станут первыми» и т.д. – почему в современном мире эти слова воспринимаются как некие парадоксы?

– Потому что эти выражения покушаются на «самое святое», на внутренний стержень современного человека – на гордость. Это та самая «гордость житейская», которую лелеет и взращивает мир. И мы все глубоко повреждены этим недугом, мы тяжко больны. Даже войдя за церковную ограду, мы остаемся этакими «буревестниками революции»: митинги, протесты, борьба – все это еще живет в нас и страшно отдаляет от Христа и от того, что Он нам завещал Своей жизнью и учением. И в первую очередь отдаляет от его Крестного подвига. Мы часто кланяемся и служим не Христу. Эту мысль не скрывали идеологи всех социальных потрясений. Вспомним строки несчастного певца революции: «боже из мяса – бог-человек!»

В результате человек утрачивает главное – ощущение своего сыновства, у него пропадает Отец. Философ Ницше ясно почувствовал свершившуюся в Европе катастрофу, когда провозгласил немыслимое: «Бог умер». Человек становится сиротой, он катастрофически одинок. Отец, Который у него есть «от начала», Который его всегда любит и ждет, гордо игнорируется. Теперь каждый «сам себе режиссер»! И это больное чувство вседозволенности, ложной свободы, которое испытывал тот самый блудный сын из евангельской притчи, нас уродует.

Чтобы ушло ощущение парадокса слов «Радоваться бояться», необходимо достичь этой радости, чтобы мы были счастливы осознанием того, что у нас есть Отец и этот наш Отец – Тот, Кого можно и нужно бояться. Ибо Он есть Некто, столь великий и непостижимый, бесконечный вселенский Абсолют, Который надо смиренно принять и, пав ниц, признать, что я по сравнению с Ним – полное «никто». И в то же время, что непостижимо, признать свое родство с Ним от начала бытия человечества, а после Христовой Жертвы – и кровное родство. И то, что мы есть, то, что мы появились в этом мире, имеет одну единственную причину: потому что Господу захотелось поделиться с нами Своей любовью. Чтобы мы тоже испытали радость бытия. Правда, эту сугубую радость мы весьма скоро в раю «профукали», и теперь вместо подлинной радости – либо сплошные суррогаты и фетиши, а в основном печаль, болезни и в конце концов смерть. Конечно, изначально так не могло быть задумано.

Христос возвращает нас к потерянной радости. Давайте задумаемся над очередным парадоксом слов апостола Павла: «Для меня смерть – приобретение» (ср.: Фил. 1: 21). Почему он может так говорить? Лишь потому, что для него «жизнь – Христос». Вот если для нас жизнью будет Христос, тогда нам и бояться-то нечего. Господь зовет нас в блаженные райские обители, где сидит Он «одесную Отца». И наша задача – пройти достойно этот земной короткий, но довольно утомительный отрезок нашего бытия. Помня при этом, что изменить наше будущее, приготовить себе горние обители, собрать сокровище, которое будет с нами в вечности, мы можем только здесь и сейчас. Надо потрудиться: время коротко.

– Пожелаете что-нибудь читателям?

– Будьте верными Христу! Помните, что нынешнее благополучие и мир не наша заслуга, а дар, вымоленный нашими новомучениками и притом лишь «на короткое время». От нас зависит судьба страны, будущее России.

Мы наблюдаем, как принято говорить, очередную «положительную динамику» в экономике, в производстве, науке, крепнут армия и флот, мы не гнемся под напором ненависти наших «заклятых друзей». НО! Если мы не обретем свой подлинный духовный фундамент, то все кончится плачевно. И вновь всё рухнет как карточный домик, столь же неожиданно и бесповоротно, чему мы были свидетелями – и 100 лет назад, и 30. И в очередной раз Россия разрушит всё свое богатство «до основания», и никакого чаемого величия, державности мы не обретем. Поэтому нам необходимо сейчас сделать чрезвычайное усилие для возвращения к нашим историческим истокам, к нашей подлинной духовности. А подлинная духовность нашей тысячелетней истории – это Православие.

В этой работе все мы должны быть христолюбивыми: и воинство, и власти, и все мы. Надо пожалеть друг друга, научиться прощать другу обиды, брать тяготы ближнего на себя. Общество наше все еще болеет, тяжелые последствия страшной духовной пандемии XX века далеко не уврачеваны. Будем же заботливыми врачами друг ко другу. Даже за одну спасенную душу Господь щедро вознаградит каждого.